Open menu

Габович-2005 - Глава6. Историческое мифотворчество на службе национализма

Глава 6. Историческое мифотворчество на службе национализма.

 

От кого произошло человечество?

- Конечно от болгар, от предка по имени Гаврилла

- Нет, от евреев, наш предок звался Арон Гутан

- Ну, что вы, от грузин: наш общий предок прозывался Шимпандзе

- Чушь, от армян, ведь по Дарвину первый человек был Обезьян

Анекдот

 

С распадом «лагеря социализма» и сильным ослаблением тоталитаризма во всем мире обслуживание историками социалистической политики и коммунистической идеологии отошло на второй план. Но зато усилилась работа историков по заказу националистических идеологий, которая велась и в прошлом, в том числе и параллельно с обслуживанием политики «лагеря социализма». В 20-м веке, особенно в его конце, обслуживание националистических идеологий стало главным занятием историков. К сожалению нет никаких оснований надеяться, что ситуация будет иной в начавшемся новом веке.

Хотя в предыдущей главе и было рассказано в общем плане о проституировании истории политикой, я хочу здесь привести три группы примеров из трех больших регионов, вскрывающие более глубоко характер обслуживания историками-традиционалистами идеологии национализма:

· Постсоветское и вообще бывшее социалистическое пространство,

· Ближний Восток и пограничная ему Индия

· Африканский континент.

Я понимаю, что этими примерами не ограничивается вся современная деятельность историков как ватиканской гвардии по обеспечению идеологической боеспособности националистических течений, вплоть до самых захудалых и узко-региональных. Более того, и в каждом из названных регионов будут рассмотрены только отдельные примеры без претензии на полноту обзора.

Вне моего рассмотрения осталась современная Западная Европа, весь американский континент и большая половина Азии, в том числе и такая ее важная часть, как современный Китай и пограничные с ним страны, хотя во всех этих крупных регионах имеется множество интересных примеров обслуживания историками националистических политических доктрин. В какой-то мере я попытаюсь восполнить - хотя бы частично - этот пробел в запланированной книге про выдумывание азиатской истории.

 

6.1. На развалинах лагеря социализма

 

Как работают историки-националисты (пример Закавказья)

После развала Советского Союза бывшее советское Закавказье стало ареной различных серьезных национальных конфликтов, вылившихся в военные действия и многолетнее вооруженное противостояние между разными народами. В какой-то мере они были спровоцированы реальным наследием прошлого и т.н. советской национальной политики, ярко несущей на себе сталинский отпечаток, но в большой мере их спровоцировали рвущиеся к власти националистические круги, преследующие свои корыстные интересы.

И тут оказалось, что националистически настроенные историки уже давно готовили идеологическое оружие национализма, начав еще в советское время сочинять националистические мифы о прошлом, долженствующие возвеличить собственную нацию и выставить в отрицательном свете соседние народы. Но ружье, которое долго висело на сцене, должно было когда-нибудь выстрелить. И заряженное националистическими мифами о прошлом ружье национализма подняло пальбу, последствия которой и сегодня, через 15 лет после крушения советской национальной политики продолжают определять характер жизни миллионов людей, согнанных со своих мест жительства или страдающих от экономической неразберихи в результате искусственно вызванных конфликтов.

В книге Виктора Александровича Шнирельмана ССЫЛКА«Войны памяти: мифы, идентичность и политика в Закавказье.», ИКЦ "Академкнига", М., 2003 подробно разобраны деятельность «национальных» историков в Закавказье в советское время, которая и поставила идеологическое оружие всем вовлеченным в конфликты националистическим течениям. Книга читается как пособие по многовариантности истории в худшем смысле этого слова: какой вариант нужен, такой и поставляем.

Автор этой книги - археолог, сотрудник Института этнологии и антропологии Российской АН, задумался о политическом смысле истории в прошлом и в современной ему ситуации на основе контактов с грузинскими и абхазскими жителями, невольно вовлеченными в ожесточенный конфликт на грузинской территории. Но он не ограничивается одним этим конфликтом и рассматривает «историческое» обоснование претензий не только грузинских и абхазских националистов, но и таковых армянских и азербайджанских, аджарских и осетинских.

Как выяснил ученый в ходе своих исследований значения локальной и региональной истории для местных жителей и политиков в районах этнических конфликтов, «повсюду история являлась полем ожесточенных политических баталий». Он не обнаружил ни одного серьезного этнополитического конфликта, «участники которого обходились бы без апелляции к историческому прошлому и деяниям далеких предков».

Еще осенью 1988 г. абхазские ученые выражали в Сухуми озабоченность тем, как их грузинские коллеги изображали историю Абхазии и абхазского народа. Эти изображения «разжигали у грузин неприязнь к абхазам, а у абхазов рождали горькие мысли о несправедливостях, которые они десятилетиями были вынуждены терпеть со стороны руководства Грузинской СССР.»

На фоне серьезных межнациональных проблем языкового, политического, экономического и социального толка между грузинскими и абхазскими интеллектуалами развернулись ожесточенные битвы исторического характера «о национальности первых правителей Абхазского царства», о прозвище сына царицы Тамары, о Колхидском царстве эпохи античности, об архитектуре первых христианских храмов, «строившихся на Черноморском побережье по византийским канонам». Все эти чисто исторические вопросы приобрели в конце 80-х годов необычную политическую актуальность и умудрились сохранить ее и в начале 90-х годов.

Шнирельман наивно надеется на то, что знание деталей трагедий, разыгравшихся в Закавказье, «сможет научить историков с большей ответственностью относиться к предмету своих штудий, а политикам покажет опасность безоглядного некритического оперирования историческими материалами». Мне эта позиция представляется наивной потому, что она противоречит основной (лживой и опасной) парадигме всей «исторической науки», внушающей самой себе и всем читателям исторического чтива, что ей мол удается в основном адекватно моделировать прошлое.

Без широкой проповеди многовариантности истории, относительности и субъективности исторического «знания» и в первую очередь хронологии, мифологического характера древней и средневековой истории, мы никогда не прервем смертоносного влияния исторических сказок на примитивное массовое сознание населения, не лишим преследующих корыстные личные цели политиков возможности разыгрывания национальных карт.

Привитое народным массам некритическое восприятие истории как нельзя лучше способствует инструментализации истории как орудия превращения населения в загипнотизированную возбужденную толпу, готовую на самые страшные преступления во имя мифической «исторической правды». Ценным в книге является не этот наивный идеализм автора, а вскрытие им механизмов оболванивания масс националистической идеологией на основе исторического вранья:

«Историк может замалчивать неудобные факты или сообщать о них скороговоркой, искусственно придавать необычайно высокую роль второстепенным свидетельствам и опускать гораздо более значимые, использовать многозначные термины, лишающие информацию необходимой точности и создающие почву для разночтений. Надо также учитывать, что исторические источники сами по себе допускают разные интерпретации, и при прочих равных ангажированный историк выберет ту из них, которая диктуется привходящими вненаучными соображениями. Еще свободнее с историческими значениями обращаются профессионалы, для которых идеологическая функция истории обладает несомненным приоритетом перед ее познавательной функцией.» (стр. 13-14)

Если читателю могло показаться, что я навязываю ему свое предвзятое отношение к истории как псевдонауке и куртизанке политики, то данное и приводимое ниже свидетельства маститого ученого, доктора исторических наук, должно бы открыть глаза каждому:

«Специалисты по методологии истории уже давно заметили, что «историческая истина» конструируется историками весьма по-разному в зависимости от их исходных установок. А те в конечном итоге определяются вовсе не требованиями научной методологии, а привходящими моментами, связанными с политическими, социальными, религиозными, культурными, национальными, эпохальными и другими факторами « (стр. 15-16)

К сожалению, шабаш проституирования исторической мифологией не ограничился Закавказьем. Если бы объем книги мне это позволил, я бы остановился на историческом мифотворчестве в новых независимых странах Средней Азии и отдельных национальностей Российской Федерации. За неимением этой возможности, сошлюсь только – в дополнение к названной в предыдущей главе библиографии - на две статьи из московского журнала «Неприкосновенный запас»

  • Владимир Каганский, Россия и миф России, № 3(5) за 1999 г., и
  • Василий Костырко, Тыгын Дархан: идеологические процессы в современной Якутии и история, № 2 («») за 2002 г.,

которые можно найти в русской версии нашего сайта www.jesus1053.com.

 

Существует ли право на националистическое искажение истории?

Говоря об историческом национализме на службе политики, Шнирельман подчеркивает, что инструментализация истории политиками в наше время чаще всего обретает именно националистические формы. И он не одинок в этом своем мнении. В предисловии автора к книге Г.М. Герасимова «Прикладная философия», Москва, 2001, читаем

«В истории многих государств, особенно в переходные периоды, бывают этапы всплеска национализма. Одним из направлений, которые в связи с этим обычно развивались, было создание своих версий истории, согласно которым рассматриваемые народы становились в мировой цивилизации «пупами земли», сыгравшими решающую роль в ее формировании. Такие мифы развивались в Германии в эпоху национал-социализма. Сегодня, к примеру, в Туркмении, в школах официально преподают, что мировая цивилизация пошла от туркмен. В Чечне последние несколько лет насаждалась историческая теория о превосходстве чеченцев над другими народами. В общепринятой мировой истории застыли в виде догм подобные легенды о евреях, хотя, если копнуть историю чуть аккуратнее, то становится видно, что это тоже не более чем мифы.»

Правда, автор забыл упомянуть Советский Союз, в котором после Второй Мировой войны расцвел великорусский шовинизм, кратко характеризуемый распространенной в то время формулой «Россия – родина слонов». В Германии миф о превосходстве собственной нации над другими начал коваться задолго до национал-социалистов, которые лишь взяли на вооружение уже наработанный немецкими интеллектуалами-националистами духовный капитал: весь 19 в. прошел под знаком разработки мифа о превосходстве немецкой культуры и всего германского над культурами других народов

Что касается мифа об особом вкладе евреев в мировую цивилизацию, то за ним кроются как реальные особенности ашкеназийского еврейства (высокий уровень грамотности и образования, распространенность интеллектуальных профессий, широкие международные связи, основанные на существовании связанных друг с другом еврейских общин во многих странах и их вовлеченности в международную торговлю), так и пропаганда роли иудео-христианской компоненты в мировой цивилизации, осуществляемая многими западными - не только еврейскими - авторами. О некоторых мифах, бытующих в Израиле, я расскажу чуть позже в этой главе.

Включение националистических мотивов в исторические модели делает их неприемлемыми для подавляющего большинства читателей, принадлежащих, естественно, к другой нации (по принципу: каждый из нас иностранец почти везде на земном шаре). Правда, для проникнутых идеологией национализма историков это не является препятствием: они-то пишут свои националистические мифы для избранной аудитории, нуждающейся в идеологической подпитке или остро на нее реагирующей.

Герасимов предостерегает от соблазна националистического греха и представителей Новой Хронологии. Модели, в основу которых положен тезис, «что цивилизация на планете фактически создана русскими», могут хорошо продаваться в современной России, в которой националистические настроение широко распространены (автор пишет в этой связи про «национальное самосознание великой нации, достаточно ущемленном за последние десятилетия»). Однако с точки зрения подавляющего большинства читателей за рубежом такая националистическая компонента будет приводить к абсолютному неприятию новых исторических моделей, как бы удачно ни был подобран «культурно-исторический материал, который неплохо ложится в фундамент их (Фоменко и Носовского – Е.Г.) исторической версии».

На основании своего германского опыта могу только подтвердить, что новые модели прошлого резко отвергаются в этой стране, пострадавшей в 20 в. из-за собственного национализма и выработавшей устойчивую аллергию ко всем видам национализма вообще, как только в них обнаруживается националистическая компонента. Лично меня уже обвиняли в Германии в русском национализме только из-за того, что я рассказывал о новых моделях прошлого в рамках российской новой хронологии и подчеркивал важность того культурно-исторического материала, который составляет фундамент этих исторических гипотез.

В озаглавленном «Этноцентризм и распад государства» заключении своей книги Шнирельман пишет об использовании националистической политикой продукции историков-традиционалистов:

«Специалисты по национализму, неоднократно писавшие об огромной мобилизующей силе национальной идеологии, отмечали огромное значение образа славного прошлого и великих предков и подчеркивали использование этого образа средствами массовой информации и школы для формирования идентичности и мировосприятия в целом.»

Любые оценки недопустимы в моделировании прошлого. Прошлое есть прошлое и ничего более с точки зрения истории, которая призвана моделировать прошлое, пытаться составить представление о нем с максимальной честностью и, как купцы первой гильдии, по максимуму знания и совести. Как только прошлое превращается в славное прошлое, историческая наука уступает поле для нечистых игр политиков или рвущихся в политики идеологов. То же самое происходит при превращении предков в «великих».

В сороковых годах 20 в. Сталин надеялся расширить советскую территорию за счет лежащих южнее Закавказья иранских и турецких областей. Сразу же были вытащены на поверхность труды историков относительно этногенеза народов Закавказья.

«Тогда даже на уровне центральной власти всячески приветствовались поиски грузинских предков в Малой Азии, объявление Хайасы колыбелью армян и обнаружение азербайджанского наследия в древней Мидии.» (Стр. 506-507)

Неоднократное изменение политических целей заставляло историков многократно менять представления о далеких предках и истоках этногенеза собственного народа, подгоняя оные под очередные политические задачи нового руководства. Проститутка на то и проститутка, чтобы исполнять любое, даже самое извращенное пожелание клиента: если политика хорошо платит, продажная девка история займет любую, ей приказанную позицию, выполнит любые, самые извращенные пожелания политики или идеологии. Пардон, я забыл, что обещал говорить о куртизанке, а не о проститутке. Хотя, по большому счету, принципиальной разницы между ними все-таки нет.

Исторические мифы играют сегодня в большой степени роль массовой религии. В традиционные религиозные мифы верят все меньше и меньше, священникам и церквям, религиозным общинам и институтам во все большей мере отводят функцию социальной защиты, помощи нуждающимся и человеческого общения. Вера же все больше переносится на мифы, созданные историками и освященные их статусом ученого, имеющего пока еще высокий общественный вес.

Глава 8 книги Шнирельмана, озаглавленная «Поиски исторической концепции и большая политика», начинается с крайне сомнительного утверждения, воспринимаемого читателем – по крайней мере вне контекста – как прямое обоснование «работы на политику» исторической науки:

«Едва возникнув, новое государство должно обращаться к истории, чтобы подкрепить глубокой древностью и непрерывностью исторической традиции свое право на существование. Так происходило во всем мире, не избежал этого и Азербайджан.»

Очень жаль, что автор в целом правильно понявший ту пагубную роль, которую играет проституция историографии клиентами от политики, усмотрел в этой действительно широко распространенной, но ни в коем случае не тотальной и не соответствующей нормам международного права практике, нечто обыденное. Согласно нормам международного права легитимность каждого нового государства определяется его признанием уже существующими государствами (по крайней мере, значительным их числом) и его вхождением в сообщество независимых государств путем членства в международных организаций разного уровня. Как правило, все сомнения по поводу легитимности исчезают после приема нового государства в состав членов ООН.

В свое время отдельные штаты на территории Америки стали независимыми государствами после признания их независимости Великобританией (а за ней и другими ведущими странами мира), хотя ни о какой «глубокой древности и непрерывной исторической традиции» в их случае речь не могла идти. В процессе деколонизации (распада колониальных империй) десятки стран приобрели государственную независимость на основе недавнего колониального прошлого, чаще всего не имевшего никакой связи с исторической традицией. Древняя история большинства таких стран не была в этот момент никому известна или же ее исследование находилось в зачаточном состоянии.

 

Балканский националистический кошмар

Разгул национализма после развала «социалистического лагеря» не ограничился, к сожалению, бывшей территорией Советского Союза. Даже в столь «цивилизованной» стране как Чехословакия он привел к распаду на два государства, правда, к распаду мирному и максимально цивилизованному.

Не обошлось без массивного участия историков и в многочисленных балканских конфликтах. Впрочем, историческое вранье имело здесь, как и практически везде в этом мире, давнюю традицию. Так, Андрей Шалый в своей книге «После дождя. Югославские мифы старого и нового века» (НЛО, Москва, 2002), рассказывая об идеализации династии Петровичей-Ньегошей в современной Черногории, резюмирует (стр. 58-59):

«О просвещенном монархе Николе, отце народа, в Цетинье и Подгорице с удовольствием рассказывают байки не только экскурсоводы: в последние годы черногорцы с большим увлечением куют новую версию национальной истории, во многом состоящую из переработанных на современный лад мифов и анекдотов. […] Пасторальная картинка народного благоденствия под орлиным крылом Петровичей за пределами Черногории и прежде, и теперь, подвергалась сомнениям.»

Андрей Шарый - главный редактор московской редакции радио «Свобода», ранее в 1993-1996 гг. - собственный корреспондент радио "Свобода" на Балканах. Его офис был в Загребе, но он много ездил по территории бывшей Югославии, изъездил ее всю и хорошо знает ситуацию на Балканах. Он приводит цитату из книги «Воспоминания» известного политического деятеля России начала 20 в. историка Павла Милюкова, бывшего современником прославляемого как просветителя и реформатора короля Николы:

«Из хороших источников я знал уже закулисную сторону плохо раскрашенной декорации, умилявшей наших официальных панегиристов славянства. Камарилья, заслонившая от князя истинное настроение страны, население, отданное не поток и разграбление камарильи, полное отсутствие правосудия, бесцеремонное разграбление населения тяжелыми поборами, продажа иностранцам лакомых кусков народного богатства и произвол, произвол сверху донизу.»

На таких и многих других этноисторических мифах и их коллизии с реальностью и вызрели кровавые конфликты на территории малой социалистической империи, каковой была Югославия Иосифа Броз Тито. Считая российского читателя хорошо информированным об этих конфликтах и стоящих за ними исторических мифах, часто облаченных в религиозные одежды и раскрашенных новеллами из ТИ про противостояние православных, католиков и мусульман на Балканах, хочу посвятить следующие строки конфликту, который хотя и не вылился в вооруженный, но зато является хорошим примером использования всего классического арсенала сказок ТИ в идеологических целях.

Я имею в виду конфликт между бывшей югославской республикой Македонией и Грецией, которая отвергает право первой так называться и вообще использовать в своей исторической мифологии чего-либо из уже узурпированного для себя греческой стороной. Изложению греческой позиции посвящена книга Николаоса М. Мартиса «Фальсификация истории Македонии» (Афины, 1984), изданная и на средства Фонда Александра С. Онассиса и распространяемая этим фондом. В ней независимое и признанное ООН государство Македония упоминается только как «Республика Скопье» по имени столицы этого государства. Для симметрии я буду иногда называть Грецию «Республикой Афин».

Автор сам представляет себя как бывшего министра Северной Греции. Эта часть Греции сама состоит из нескольких провинций, использующих в своем названии слово Македония:

· Западная Македония

· Центральная Македония (со столицей в Фессалониках)

  • Восточная Македония и Тракия

Может быть эти части Греции входят в ее состав со времен Александра Великого? Как бы ни так! Это Греция входила – согласно ТИ – в состав Македонского царства, а македонцы были не греками, а отдельным народом, в крайнем случае родственным в каком-то смысле грекам. Впрочем, когда теишникам нужно сконструировать родство двух народов, они не постесняются и китайцев объявить родственниками африканских бушменов.

Перечисленные выше заселенные славянами области отошли к Греции в результате Второй Балканской Войны в 1913 г. До этого они входили в состав славянского государства Болгарии и частично Турции. Тогда же Болгария потеряла и ту часть Македонии, которая сегодня и образует «Республику Скопье»: она отошла к Сербии, бывшей тогда союзницей Греции в войне против Болгарии. Только в 1881 г. к Греции была присоединена ее сегодняшняя центральная полоса, лежащая южнее «греческой» Македонии. Да и сама Греция стала суверенным государством лишь в 1830 г..

Вскоре после создания Греческого Королевства была сформулирована доктрина Великой Греции, которая должна включать и области без греческого населения или такие, где греки составляют меньшинство населения, если на то имеются «исторические основания». А так как ТИ готова поставить историческое обоснование в любом нужном объеме, то у Греции появился аппетит на все территории Османской империи от Армении до Египта, от Персии и Индии до Болгарии.

Современная Греция это такая страна, в которой живут якобы греки. Вернее, люди, которые называют себя греками. Или, еще точнее, которые избегают многих неприятностей, называя себя греками. Некоторые делают это из поколения в поколение в течение 200 лет, другие еще сравнительно недавно были болгарами, славянскими македонцами или понтийцами, но сегодня вынуждены изображать единый греческий народ.

При провозглашении независимости от Турции (точнее автономии) греческое королевство на Пелепоннесе населяло немало славян, так что зародившийся в позднее средневековье и оформившийся в19 веке новогреческий язык (греческий язык сегодняшней Греции) состоит в немалой степени из слов славянского происхождения. Территория греческого королевства в начале 19 в. занимала только южную часть современной материковой Греции и не составляла и половины ее современной территории. Все последующие территориальные приобретения на материке были в основном сделаны за счет земель со славянским населением, которое в принудительном порядке (запрет на преподавание славянских языков в школе, греческий как единственный язык делопроизводства) эллинизировалось.

Приобретение Крита и ряда других островов, а также депортация греков из Турции (в 1919-22 гг. греки попытались захватить турецкое побережье Анатолийского полуострова, оккупировали Измир, но потерпели сокрушительное поражение от армии Ататюрка в развязанной ими войне, после которой 1,2 миллиона греков были вынуждены покинуть Турцию) сильно увеличило греческую компоненту Греции, но и привело к новым трудностям, которые хорошо прослеживаются и на примере последней крупной волны эмиграции в Грецию: переселения понтийских греков из бывших советских республик в Грецию в основном после 1990 г. Эти носители древнего греческого языка (его диалектов урумского и тавро-румейского) воспринимаются в мало толерантном греческом обществе как ненастоящие греки, и вынуждены переучиваться, осваивая новогреческий язык.

Итак, реально Республика Афин – националистическое государство, в котором этномифология определяет все стороны жизни. Именно на этой мифологии основывались греческие «черные полковники», когда они пытались провести на Кипре националистический путч, провалившийся из-за военного вмешательства Турции, и присоединить Кипр к Греции. Если бы не это турецкое вмешательство, не было бы сегодня такого понятия как турецкие киприоты: давно бы заставили всех выучить новогреческий язык и перестать пользоваться турецким.

Вот на каком шатком основании построена идеологическая конфронтация с Македонией, свидетелем которой я стал во время путешествия по балканским странам в 2001 г. Приглашенный профессором Табовым из Софии и еще одним коллегой из Благоевграда рассказать на их семинарах о западной исторической аналитике, я не смог полететь из Германии напрямую в Болгарию, ибо как раз в это время бастовали пилоты местных авиакомпаний. Поэтому я сел в самолет на Фессалоники, кстати, ставшие греческими тоже только в 1913 г., а оттуда поехал на автобусе в Софию. Обратно же в Фессалоники я решил вернуться через Скопье, по территории Македонии. И здесь не было проблем с автобусом. Каково же было мое удивление, когда я в Скопье ни в одном туристическом бюро не смог найти автобуса, едущего в Грецию.

Толи из-за трудностей с английским, толи из чувства ложного стыда, никто не хотел мне сказать, что греки не позволяют македонским автобусам пересекать их границу. Наконец, кто-то просветил меня на сей счет и я был вынужден взять билет на весьма неудобный поезд, отъезжающий в Фессалоники глубокой ночью. Странно, подумал я, автобусы через границу не пропускают, а старый замызганный поезд, который гораздо труднее проверить на предмет «славянских наркотиков», едет каждые сутки в Грецию. Рано утром поезд прибыл на пограничный пункт и началось долгое ожидание конца пограничного контроля и таможенного осмотра поезда и пассажиров. Не выдержав, я выскочил, не обращая внимания на крики полицейских, на привокзальную площадь с целью потратить на сувениры, карты и напитки остатки местной валюты. Вернувшись в поезд, долго наблюдал в окно вялую деятельность полицейских и таможенников, в основном сводившуюся к прогулкам по перрону. Причина такой пассивности стала ясной лишь после того, как нас всех начали выгонять с вещами из поезда и рассаживать по – весьма комфортабельным – греческим автобусам, на коих мы и пересекли границу. Оказывается, греческий запрет на пересечение границы «Республики Афин» был распространен и на поезда «Республики Скопье».

В этой атмосфере базирующегося на ТИ чисто исторического конфликта за право называть своим царя Филиппа и его сына Александра, из которых первый придуман на 99 %, а второй всего на 98, чисто пропагандистский характер книги бывшего министра Северной Республики Афин становится очевидным, как только начинаешь ее читать. Она так и пестрит «доказательствами» из вымышленной истории Александра и Ко.

Я вовсе не хочу сказать, что мне так уж симпатично агитпроповское использование этих глав ТИ Македонией для собственных этномифологических целей. Но вся книга Мартиса читается как пособие по идеологической эксплуатации ТИ и ничего, кроме презрения, не вызывает. Мне остается только выразить надежду на то, что в рамках исторической аналитики будет наложен абсолютный запрет на любое «использование» куртизанских услуг моделей прошлого с целью получения политических, идеологических и религиозных преимуществ или пороха для конфликтов.

 

 

6.2. Ближний Восток: новые мифы в новой политической ситуации.

 

Мифы истории и еврейская колонизация Палестины

Колонизация Северной Америки, Австралии, Новой Зеландии происходила под эгидой колониальной державы – Великобритании. Такой же характер имело и европейское заселение Южной Америки, проходившее по инициативе и под присмотром колониальных держав Испании и Португалии. Похожий характер, но при большей роли местного населения, имело создание португальских колоний Гоа в Индии и Макао в Китае.

Проникновение еврейских поселенцев в Палестину, начавшееся в 80-х годах 19-го века, имело иной характер. Оно больше напоминало заселение бурами части Южной Африки или – в еще большем мере - темнокожими выходцами из Соединенных Штатов Америки – т.н. репатриантами - той части западной Африки, которая потом станет государством Либерия. В 1847 г. здесь была провозглашена Республика Либерия с созданной по образцу США президентской формой правления. По тому же образцу Либерия имеет палату представителей и сенат, правда, выборы в первый происходят только раз в шесть лет, а во второй – даже раз в 9 лет.

Колонизация Палестины российскими, а затем и вообще европейскими евреями, была в определенной мере связана с религиозно-историческими мифами ТИ о происхождении еврейства на Ближнем Востоке. Поэтому и первые еврейские поселенцы того времени тоже воспринимали себя как репатрианты. Но реально эта колонизация основывалась в основном на других обстоятельствах, менее всего связанных с мифами традиционной истории. Она была обусловлена:

· Антисемитизмом в России, Польше и Австро-Венгрии и его последующим распространением на другие европейские страны

· Близостью Палестины и существованием удобного морского транспорта, например из Одессы в Хайфу

  • Благоприятным отношением османских властей к евреям, в которых они видели противовес к традиционно нелояльным по отношению к Стамбулу арабам.

Даже в таком своеобразном случае, как возникновение государства Израиль на основе специальной резолюции ООН в 1947 г., историческая традиция (скорее всего, неверно понятая и интерпретированная) сыграла определенную роль в голосовании отдельных стран в ООН по вопросу о предоставлении независимости территориям с еврейским населением. Но гораздо большее влияние на голосование стран – членов ООН оказала недавняя реальная история массового уничтожения евреев нацистами.

Легитимность государства Израиль основана не на древней истории, изнасилованной на потребу политикам и националистам всех мастей, а на признании Израиля международным сообществом. Будущее существование палестинского государства будет основано не на исторических правах палестинцев на территорию этого государства, даже если они будут признаны в рамках ТИ 99% жителей Земли, а на признании этого государства международным сообществом независимых государств, в том числу и Израилем.

Израиль всегда вдохновлял на создание мифов. Так было в эпоху, когда европейцы зачитывались библией и когда историки переняли библейские истории в арсенал своей «науки». Своеобразную форму современного мифа об Израиле создал широкий фронт так называемого антисионизма – современной политизированной формы старого доброго антисемитизма. На этот счет в СССР рассказывали такой анекдот: Эмигрант из Советского Союза продолжает и в Израиле читать советские газеты и в свое оправдание поясняет: «В местных газетах пишут, что здесь инфляция, экономическая разруха, коррупция, моральная деградация и вообще страна стоит на грани пропасти. Сплошная тоска! А советские газеты внушают мне оптимистические мысли. Они пишут, что мы уже завоевали полмира и что наша мощная держава вот-вот завоюет весь остальной мир!»

О том, какую роль исторические мифы играют в современном Израиле, я расскажу чуть ниже. Но сначала мне хочется поведать о том, какую малую роль они на самом деле играли на ранней стадии еврейской колонизации Палестины и в еврейской среде в течение последнего века до создания государства Израиль. Этот новый для многих исторический аспект был в свое время подробно описан в не получившей большой известности, хотя и заслуживавшей ее, книге Бориса Ефимова «Второй Израиль для территориалистов» (Мюнхен, 1981).

О понятии территориализма: так называет Ефимов любые попытки предоставления евреям территории для создания автономных территориальных образований. «Торой» территориалистов он называет «Еврейское государство» Герцля, которого не считает классическим сионистом, а в лучшем случае только вынужденным территориалистом-сионистом. Первоначально слово «территориалист» использовалось ранними сионистами как ругательство по адресу Герцля, который подумывал о создании еврейского государства вне Палестины.

Ефимов относит Герцля, которого считают отцом-основателем сионизма, к представителям той плеяды территориалистов, которые говорили «Лучше сионизм без Сиона (т.е. чистый территориализм – Е.Г.), чем Сион без сионистов». Иными словами, если сионистов не будут пускать в Палестину, то нужно будет искать другую территорию для создания еврейского государства. Целью территориалистов являлось превращение хотя бы части членов религиозной общины иудеев, составляющей во всех странах «рассеяния» религиозное меньшинство, притесняемое и гонимое, в обычную нацию пусть на небольшой, но своей территории.

Иными словами, для Ефимова сионизм - это только одна из ветвей территориализма. Тот факт, что победила именно эта ветвь, основывающая свои притязания на создание еврейского государства на мифах ТИ, а не другие его ветви, исходившие из потребности в улучшении условий жизни изгоняемых, преследуемых или живущих в нищете и недостойных условиях евреев, для него не является ни свидетельством силы исторических мифов, ни исторической правоты сионизма, ни основанием для прекращения существования территориалистского движения в еврейской среде.

Личный опыт Бориса Ефимова, эмигрировавшего из Москвы в Израиль и не прижившегося там, был связан и с его политическими взглядами, и с неприятием религиозной атмосферы и мифов сионизма, и с ощущением безнадежности для склонного к литературе человека освоить на литературном уровне новый для него и чуждый по строю язык. В результате он бежал в Германию и конфликтовал и с Израилем, и с немецкими властями, безуспешно пытаясь добиться статуса политического беженца.

Впрочем меня здесь интересует другое: его идея о необходимости создания еще одного независимого еврейского государства, которое он предлагал назвать Новой Иудеей. Государства, свободного от рабства исторических легенд и исторических обязательств, как в связи с месторасположением, так и языком и религией. В этом плане любопытны примеры рассматривавшихся в рамках территориализма проектов, в той или иной степени описываемые Ефимовым:

  • Попытка Иосифа Нази уговорить венецианцев выделить один из островов, принадлежавших Венецианской республике, для поселения евреев, изгнанных из Испании.
  • Проект создания автономной еврейской колонии в Суринаме в 1654-м г.
  • На юге России в самом начале 19-го века были созданы еврейские сельскохозяйственные поселения, наиболее известные из которых назывались Бобровый Кут и Большая Сайдеменуха. Последняя была в советское время переименовано в Калининдорф.
  • Движение Ам-Олям, возникшее в Одессе в начале 80-х годов 19-го века и направленное на устройство еврейских колоний в США с целью добиться со временем статуса отдельного штата (как это удалось в большой мере мормонам).
  • Аргентинский проект, который Герцл разрабатывал в конце 19-го века
  • Кипрский проект, которым тот же Герцл занимался в конце 19-го и начале 20-го века (и который он довел до создания на Кипре первых еврейских поселений)
  • Проект о переселении евреев в Уганду, рассматривавшийся в ходе 6-го Сионистского конгресса в 1903 г.
  • Проект еврейской колонизации Анголы с правом свободы вероисповедования, рассматривавшийся вплоть до первой мировой войны и поддержанный португальским правительством, но без согласия на политическую автономию; считается, что этот проект был ближе любых других к осуществлению
  • В 1927-31 гг. на Украине были созданы четыре еврейских автономных района.
  • В 1928 г. Президиум ЦИК отвел город и район Биробиджан в Дальневосточном Крае для заселения евреями-добровольцами.
  • В 1930 г. группа немецких экономистов разработала проект создания крупного еврейского поселения в Перу и получила разрешение на его создание, не осуществленное из-за последующего хода событий.
  • Перед второй мировой войной в Польше, начиная с 1927 г., на правительственном уровне рассматривался вопрос о переселении польских евреев на Мадагаскар
  • В 1931-35 гг. в Крыму были созданы два еврейских автономных района и рассматривался вопрос о создании Еврейской Автономной Республики в Крыму.
  • Еврейская автономная Область в Хабаровском крае была создана в мае 1934 г. на месте Биробиджанского национального округа, провозглашенного ранее.
  • Сталинский проект «еврейского самоопределения» в Восточной Сибири, во все той же Еврейской автономной Области, куда на территорию в 36.000 км2 (все-таки в два раза больше, чем нынешняя территория Израиля) планировалось насильно выселить всех советских евреев, выдав это переселение за акт свободного волеизлияния, был близок к реализации незадолго до смерти советского диктатора.

Ефимов разоблачает в своей книге и еще один распространенный историко-политический миф о том, что еврейская колонизация Палестины была делом рук английских империалистов, опубликовавших в конце первой мировой войны в 1917 г. Декларацию Бальфура, в которой давалось обещание помочь евреям создать в Палестине еврейский национальный очаг. На самом деле, считает он, сионисты оказались – сами того не подозревая - инструментом в руках сталинской внешней политики, который воспользовался этим движением (и оказал ему существенную поддержку), чтобы изгнать англичан из Палестины. Другое дело, что Сталин после достижения этой цели вскоре посчитал для себя более выгодным поддержать в начавшемся конфликте Израиля с арабами арабскую сторону.

В дальнейшей истории конфликта на Ближнем Востоке весь идиотизм кровопролитного противостояния базируется именно на попытке, как израильтян, так и их противников-арабов, разыгрывать историческую карту. Однако любой исторический козырь заранее бит козырем противоположной стороны. Только смена колоды карт, только переход на игру в права человека и уважение друг к другу, только создание взаимного доверия и взаимный отказ от исторической аргументации могут привести к решению конфликта.

 

Политическая мифология Израиля как препятствие миру.

В статье «Исторические реальности и политическая догматизация», напечатанной в начале января 2004-го года в наиболее серьезной швейцарской газете «Нойе Цюрихер Цейтунг», ее автор Эрнест Гольдбергер, швейцарский предприниматель и писатель, уже более дюжины лет живущий в Израиле, разбирает некоторые из исторических мифов, которые оказывают фатальное влияние на израильскую политику по отношению к палестинцам и на способность Израиля добиться мирного соглашения с ними. Он показывает, что эти мифы находятся в вопиющем противоречии даже с официально признанной историей.

Рамки газетной статьи не позволили ему остановиться подробнее ни на анализе самого феномена использования политикой упрощенных и фальсифицированных исторических легенд, ни на всем списке исторических мифов, определяющих политику Израиля или определенных сил в этой стране. Поэтому он рассматривает – полностью в рамках ТИ – только два таких политико-исторических положения:

· Миф об едином и неделимом Иерусалиме как священной вечной столице Израиля со времени царя Давида и как свидетельстве непрерывной еврейской традиции в Палестине, как центр религии и божественной благодати,

· Миф о храмовой горе как о самом святом для еврейской религии месте на земле, где стояли два еврейских Храма и вскоре будет – по крайней мере об этом мечтают сверхортодоксальные и националистические круги в Израиле - построен третий Храм.

Он считает, что историческая мифология оказывает в Израиле доминирующее влияние на политику, чувство идентичности населения, его историческое самосознание, культуру поведения и другие области общественной жизни. При этом спрессованные в форму плаката краткие формулировки оказывают большее влияние на население и политиков, чем содержательно более глубокое и комплексное описание соответствующей модели прошлого, стоящей за легендой. К сожалению, такие упрощенные формы мифов ведут к иррациональной политике, к поддержанию пламени конфликта и к возникновению безвыходных ситуаций.

Реальная сложность конфликта, в ходе которого два народа с разными культурными, религиозными и ментальными традициями вынуждены бороться друг с другом за крошечную полоску земли, состоит, как подчеркивает автор, и в том, что и на другой стороне конфликта тоже происходит аналогичный процесс догматизации препарированных для нужд политики и идеологии исторических представлений. Причем у арабо-палестинской стороны свои мифы, частично коллидирующие с таковыми израильтян. В результате возникает климат непримиримости, который может привести к фатальным для всего Ближнего Востока обострениям конфликта, длящегося в разных формах уже скоро целый век.

Гольдбергер не называет этих мифов, но некоторые из них знакомы всем, кто интересуется политикой. Для симметрии, назову здесь только два из них:

· Сионизм и его детище Израиль – заядлые враги ислама (на самом деле только антиизраильские течения и государства, эксплуатирующие мусульманский фанатизм, ислам и массы мусульман его мало волнуют; кроме того, Израилю бы справиться со своими религиозными фанатиками)

· Стоит арабским странам добиться единства и они сбросят всех израильтян (говорится «всех евреев», но подразумеваются все израильтяне) в море. На самом деле ни реальная политическая ситуация на Ближнем Востоке и в мире, ни соотношение сил (Израиль – региональная сверхдержава в военном отношении) не дают здраво мыслящим палестинским арабам реальных оснований надеяться на такой исход конфликта.

Эти мифы особенно опасны из-за того, что их придерживается не только политическая элита палестинцев, но и, например, такое богатое нефтью и обладающее огромным превосходством в населении (более 65 миллионов против 6,5 миллионов в Израиле) государство, как Исламская Республика Иран. Особое беспокойство вызывает военная ядерная программа Ирана и связанные с ней воинственные заявления членов иранского истеблишмента. Немецкая газета «Ди Вельт» в номере от 27-го января 2005-го года цитировала на стр. 7 заявления нескольких членов иранского правительства в пользу ядерного уничтожения Изхраиля:

«Ислам имеет шанс выжить после ответного удара израильских ядерных сил, зато Израиль будет после нашего ядерного удара навсегда стерт с лица Земли»

Относительно первого арабского мифа можно сказать, что аналогичный арабо-израильскому конфликт возник бы и в случае колонизации Палестины христианами (вспомним байки ТИ о борьбе арабов и вообще мусульман против крестоносцев в Палестине, а также реальную борьбу с английскими колонизаторами любыми средствами вплоть до союза с гитлеровцами). Не изменило бы ситуации и мусульманское заселение Палестины (вспомним войны палестинцев с Иорданией, которую палестинские арабы попытались сами колонизовать, а также кровавый террор суннитов против шиитов в Ираке, как во времена Саддама Хусеина, так и после его свержения американцами). Только соответствующие историко-политические мифы выглядели бы в этих случаях несколько иначе.

В опровержение первого израильского мифа Гольдбергер приводит множество фактов из ТИ. Назову некоторые из них:

· Две тысячи лет до завоевания Иерусалима Давидом в этом городе жили многочисленные другие народы

· После завоевания город не стал еврейским: в нем жили и представители других племен

· После распада Израиля и отделения от него Иудеи Иерусалим надолго перестал быть столицей всего еврейского народа

· После захвата Иерусалима Навуходоносором и увода его жителей и вообще почти всех израильтян в вавилонский плен, город на полстолетия вообще перестал существовать (уж во всяком случае как столица)

· Не был Иерусалим никакой столицей евреев и в течение 18-ти с лишним веков рассеяния

· Когда основатель сионизма Герцл посетил Иерусалим на границе 19-го и 20-го веков, в городе жила небольшая кучка евреев, сконцентрированная в одном из кварталов Старого Города.

· Даже сегодня, после 50 с лишним лет интенсивного еврейского заселения города около трети всех жителей Иерусалима – арабы

· Большая часть Иерусалима не входила в состав Израиля до шестидневной войны 1967 г., а применимость исторических мифов к новым кварталам, построенным после этой войны на аннексированной территории Западного Берега, крайне сомнительна.

В дополнение к этим признанным в рамках ТИ фактам можно отметить, что с точки зрения исторической аналитики миф о Иерусалиме имеет еще меньше основания быть признанным в качестве научно обоснованного:

· Нет никакой уверенности, что нынешний центр Иерусалима, по-арабски – Эль Кудс – это действительно библейский Иерусалим (на роль прообраза библейского Иерусалима могут претендовать Стамбул и Киев, Казань и Толедо)

· Сто лет археологических исследований в Палестине не смогли дать никаких доказательств исторического существования ни Давида, якобы захватившего Иерусалим, ни его сына Соломона, якобы построившего первый еврейский Храм

· Трудно предположить, что какие-либо евреи жили в нынешнем Иерусалиме задолго до его захвата османами. Скорее всего, они появились в Палестине в результате своего участия в составе войск Венеции, Генуи и других европейских городов и государств (вот они – крестоносцы), которые не раньше 15-го века (скорее всего лишь в 16-м) начали борьбу за эти земли с наступающими с севера османами.

· Впрочем и в составе османских войск было множество иудеев, так что именно османская Империя была одно время страной с наибольшим контингентом еврейского населения в мире и какое-то небольшое дополнительное количество евреев появилось в Иерусалиме уже после османского завоевания города в 16-м веке.

Несмотря на все эти неувязки, миф о Иерусалиме играет важную роль в политике националистических кругов в Израиле. Когда премьер-министр Ихуд Барак в 2000-м году вел переговоры с Ясиром Арафатом и был готов признать Восточный (арабский) Иерусалим столицей арабского государства Палестина, националисты обвиняли его в намерении нарушить единство Иерусалима и продать часть оного врагам. Неспособность националистов признать палестинский статус Восточного Иерусалима является одним из главных препятствий к мирному соглашению с палестинцами.

Что касается второго израильского мифа (мифа о Храмовой горе), то и здесь Гольдбергер видит многие несоответствия оного традиционным историческим представлениям:

· Практически только при жизни Соломона его Храм был еврейским храмом. Вскоре после его смерти в нем возобладали языческие культы, возобновилось служение доиудейским идолам, а также божкам мощных соседних стран, в разное время доминировавших в регионе, таких как Ассирия, Египет и Вавилон.

· После восстановления разрушенного Навуходоносором храма в нем продолжали служить и во славу чуждых религии евреев правителей, каковыми были то персы, то греки, то римляне (как, например, в советское время в синагоге возносили молитвы во славу товарища Сталина и советского правительства).

· Храм в основном был местом жертвоприношений, которые современный иудаизм вряд ли считает славной страницей истории религии.

· Храм превратился со временем в рассадник коррупции, торгашества и интриг, что признается даже талмудом

· Долгие годы Храм был центром теократии, государственной формы, которую в демократическом Израиле сегодня приветствовали бы только особо фанатичные поклонники иудаизма (большая часть населения Израиля имеет светские взгляды и не в восторге от внутриполитической роли религиозных партий)

· Фиксация на храм противоречит сегодняшней сути иудаизма и означает возврат в далекое прошлое, когда в совсем других условиях широко распространенного идолопоклонничества привязка к определенному месту имела важное значение (религия священных мест, капищ)

· Исторический опыт показывает, что преувеличение роли Храма (в противовес внутренним ценностям) для религии приводит к длящимся столетиями войнам, как это было со все теми же крестоносцами.

Отмечу, что к моменту восстановления Храма основой религиозной жизни евреев уже стали синагоги, заменившие и полностью вытеснившие Храм. «Тысячи синагог в странах рассеяния, а позже и в стране Израиля, не что иное, как тысячи осколков, на которые распался первоначальный единый иерусалимский Храм.» пишет Юлий Марголин в книге «Повесть тысячелетий. Сжатый очерк истории еврейского народа» (Тель-Авив, 1973, стр.55), имея в виду рассеяние во время вавилонского плена и после него. А более 19-то веков Храм просто не существует, чем и доказывается его абсолютная ненужность для иудаизма.

Если обратиться к историко-аналитической модели прошлого, то никакого еврейского Храма в нынешнем Иерусалиме никогда и не было, а Стена Плача – почитаемая как последний осколок бывшего Храма, на самом деле есть возведенный т.н. «крестоносцами» (на самом деле средиземноморскими европейцами 15-го и 16-го веков) участок оборонительной стены внутригородского замка.

Гольдбергер подчеркивает сомнительную роль мифа о Храме в политике Израиля. Он считает сам этот миф возвратом к архаичным представлениям об иудаизме. Святость, привязанная – к тому же без особого к тому основания – к определенному пятачку земли, образует трагическое препятствие, которое стоит на пути великой универсальной святости мира.

 

Турция, арабские страны, Индия

Вторая половина 20-го века охарактеризовалась возникновением сотен новых независимых государств. И каждое из них тут же принялось за историческое мифотворчество. Из пальца высасывались великие истории малых и средних народов, с потолка списывались все новые и новые «славные страницы» их ранее никому не известного прошлого.

Сохранение государством его исходной легитимности зависит в большой мере от выполнения им норм международного права. Нарушение Турцией этих норм при захвате Северного Кипра, несмотря на благородную цель предотвращения прогреческого путча и аннексии Кипра правительством «черных полковников», привела к тому, что Республика Северный Кипр не была признана ни одним государством мира, кроме самой Турции. И это несмотря на то, что воля населения в этом случае полностью совпадала с волей руководства Республики.

В самой Турции сейчас происходит трудный процесс преодоления некоторых из созданных уже в младотюркской (1909-1918) Турции и догматизированных в ататюркской Турецкой Республике после ее провозглашения в 1923 г. исторических мифов. Два из них преодолеваются с особым трудом:

  • Миф о том, что курды не образуют отдельного народа, не имеют отдельной от турок истории и культуры
  • Миф о том, что никакого геноцида по отношению к турецким армянам на заре возникновения Республики не было

Первый миф был закреплен Версальским мирным договором после первой мировой войны, когда Турецкую Республику обязали уважать права национальных меньшинств, но упомянули в качестве последних только православных греков (и вообще христианские меньшинства) и приверженцев иудаизма. Курдов, как уже исповедовавших к тому времени мусульманство, полностью забыли. В результат в Турции их официально считают горными турками, а их язык был до недавнего времени под запретом. Каждый, кто устно или письменно пользовался этим древним (в отличие от возникшего в течение последних сотен лет турецкого) языком считался сепаратистом и государственным врагом и вполне даже мог попасть в тюрьму.

Если под давлением требований Европейского Союза, в который она хочет войти, Турция уже разрешила в самое последнее время использование курдского языка в быту, прессе и в контролируемых пока государством воскресных школах (об общеобразовательных школах с курдским языком преподавания пока говорить рано), то с армянским геноцидом ситуация сложнее. Турки не без основания ссылаются на регулярное предательство армянского населения в каждой из многочисленных войн с Россией в течение 19-го века. И хотя царское правительство практически каждый раз предавало интересы армян Турции и в обмен на территориальные уступки на Балканах возвращало Ткрции занятые русскими войсками восточно-турецкие территории, с началом каждой новой войны у армян возникали новые надежды на освобождение от мусульманского владычества и они снова переходили на сторону России. Османская империя, привыкшая иметь дело с многими национальностями, с их постоянной оппозицией (например, с арабской), почти весь 19-й век как-то жила с этой враждебностью армянского населения.

Но с конца 19 в. началось физическое преследование армян, вылившееся в погромы и депортации в 1895-97гг., в 1909 г. и особенно после начала первой мировой войны в 1914-15 гг., которое привело к гибели большой части армянского населения Турции. Этот первый геноцид в новейшей истории рассматривается на Западе Европы как образец, по которому нацисты через 30 лет организовали массовое уничтожение евреев, цыган и других групп европейского населения. Признание Турцией своей исторической вины за это преступление против человечности является абсолютно необходимым условием приема в ЕС и Турция это хорошо знает. Однако на этот противоречащий всей турецкой ментальности и устоявшимся историческим легендам шаг по уничтожению устаревшего исторического мифа турецкая элита идет с огромным трудом.

Государства, не выполняющие норм международного права, рискуют подвергнуться бойкоту или даже блокаде со стороны других государств, а их правительства могут оказаться под угрозой свержения со стороны, как это было с режимом Мобуту в Конго, красных кхмеров в Камбодже, талибов в Афганистане и кровавого диктатора Саддама Хуссейна в Ираке. Но даже признание массивного нарушения прав человека в далеком прошлом может, как это видно на примере Турции, стать серьезной международной проблемой.

Историотворчество началось в эпоху «Возрождения» и «гуманизма» с создания образа мифической Древней Греции и мифического же Древнего Рима. Оно перекинулось в 17 в. на выдуманное библейское прошлое и выдуманное же длинное прошлое римских пап и вообще всей христианской церкви, охватило в 18 в. основные европейские государства, а также такие великие страны, как Россию и Китай. Особенно активно история выдумывалась в 19 в., когда из почти ничего (в основном из археологических артефактов и разрозненных единичных записей, интерпретированных на исторический лад) возникла «древняя» история Египта и Месопотамии.

Во второй половине 19-го века началось и придумывание истории Индии – великой неисторической и нехронологической азиатской метацивилизации. Этот процесс продолжался активно и в первой половине 20-го века, когда выращенная в европейской традиции новая индийская интеллигенция довела мифологизацию индийского прошлого до некоторой предварительной завершенности. Так как эта выдуманная история не могла покоиться на «исторических источниках» из-за их отсутствия в системе индийских культур, то мы в результате имеем версию прошлого, основанную на художественной литературе и богатой индийской мифологии.

Впрочем недавнее националистическое правительство выдвинуло лозунг полного переписывания этого мифа в плане его подгонки под учение Ганди: история Индии де должна демонстрировать полное отсутствие конфликтов, стопроцентное миролюбие народа Индии, отсутствие в ее прошлом каких-либо войн и или конфронтации с применением насилия. И все это на фоне не прекращающегося религиозного фанатизма, массовых беспорядков с применением насилия, военной конфронтации с Пакистаном. не говоря уже о недавних военных захватах Бангладеш и Гоа и о войнах с Китаем. Древняя мудрость индийцев, исключивших историю из своей культуры, к сожалению уступила в современной Индии западному представлению о том, что история как дышло: куда повернул, так и вышло.

 

 

6.3. Новые исторические мифы Африки

 

Возникновение африканской историографии во второй половине 20 в.

Первый африканский историк современного толка Ш.А Диоп (1923-1986) начал свою карьеру в исторической науке с обвинений в адрес традиционной историографии в евроцентризме (и в этом он, конечно же, абсолютно прав), фальсификации истории (а уж как он прав в этом пункте!) и пренебрежении свидетельствами о важной, если не центральной, роли африканских цивилизаций в мировой истории (тут важно сохранять объективность, «холодную голову» и не впадать в идеологическое шаманство при выравнивании чашечек весов, конечно же подкрученных европейской «исторической наукой»). Он обвинял европейских историков в субъективизме и политической пристрастности, которая одна и приводит их к научной слепоте, мешающей признать происхождение европейской культуры от негро-африканской.

Ничего хорошего такая позиция для него значить не могла, и его докторская диссертация по истории была в 1954 г. отвергнута. Защита состоялась лишь в 1960 г. после шумного успеха его книги, написанной по материалам этой диссертации. О его деятельности можно прочитать в главе «История и историки» книги Т.М. Тавристовой «Африканские интеллектуалы за пределами Африки», вышедшей в 2002 г. в издательстве Ярославского госуниверситета. В дальнейшем я следую изложению Тавристовой, сотрудницы лаборатории востоковедения и африканистики кафедры всеобщей истории названного университета.

Африканские цивилизации (я имею в виду цивилизации Черной Африки) обходились, судя по всему, без европейского понятия истории. Появление первых историографических записей связано было с распространением ислама и христианства и представляет собой, следовательно, довольно поздний феномен. В рамках наших критических воззрений, относящих распространение монотеистических религий к периоду последних 500 лет, даже весьма поздний.

Ограниченный интерес, проявленный в 19 в. европейскими колониалистами к истории порабощенных африканских стран, позволяет сегодня приводить единичные ссылки на работы этого времени, но говорить о возникновении истории Черной Африки в 19 в. или даже в первой половине 20 в. я бы не решился. У европейцев было распространено представление о негро- африканцах как о людях без истории, без достоверной или мало-мальски систематизированной информации о прошлом.

Европейские историки считали, что у негро-африканцев не было в прошлом каких-либо достойных упоминания достижений. Самобытную африканскую культуру историки Европы в массе своей просто не замечали, а отдельных наиболее талантливых ее представителей рассматривали как исключение из правила. Субъективизм в оценке африканского прошлого был скорее нормой, чем экзотикой.

Кстати, у автора, на которого мы ссылаемся, как и у большинства историков, нет ясного представления о разнице между прошлым и историей. В статье «Человек-невидимка» (интеллектуалы «африканского зарубежья» в поисках идентичности), напечатанной в сборнике «Конфликты и компромиссы в мировой истории», Ярославль, 2004 она так и пишет «Африканцев воспринимали как людей без прошлого – без истории», как будто народы без прошлого возможны! Возможны лишь народы без известного нам (хорошо или хотя бы приблизительно) прошлого и в этом смысле без истории!

Прошлое есть всегда и у всех и оно практически всегда оставляет какие-то материальные, лингвистические, мифологические, психологические и пр. следы, поиском которых и занимаются археология, историческая лингвистика, фольклористика, этнография и т.п. Вопрос лишь в том, известно ли оно нам настолько, что мы в состоянии его смоделировать, написать историю. Создание африканской истории происходило нога в ногу с антиколониальным освободительным движением и не стоит удивляться тому, что тезисы первых африканских историков служили целям этой освободительной борьбы.

Как бы благородны ни казались нам эти цели, они подтверждают наш общий тезис о том, что история во все века, в любой ситуации и в любом регионе мира была преданной служанкой политики, ее куртизанкой и платной девкой. В то же время и мифы о прошлом Африки, созданные колонизаторами, были определены политикой, на сей раз политикой колониальных держав и идеологией колониализма.

 

Исторический афроцентризм. Диоп – историк или политик?

Возвращаясь к Ш.А. Диопу, основоположнику теории о самобытном африканском пути развития, отметим. что в его случае мы имеем дело с незаурядной личностью, в биографии которой трудно разделить политическую и научную компоненты. Как ученый он получил многостороннее образование: изучал физику под руководством Ф. Жолио-Кюри с 1946 г., слушал лекции по античной истории и археологии с начала 50-х годов, занимался культурологией, социологией, лингвистикой и философией в Сорбонне. Как активный политик он участвовал в студенческом движении, содействовал проведению в Париже в 1951 г. первого международного панафриканского студенческого политического конгресса. Он был одним из инициаторов создания т.н. Новой ассамблеи демократических африканцев, генеральным секретарем которой он был в 1953-56 гг.

У него был скорее образ борца за независимость и равноправие негритянских народов, идеолога панафриканизма и антиколониализма, чем академического историка или философа истории. Его тезисы были взяты на идеологическое вооружение лидерами африканского освободительного движения, а сторонники афроцентризма в среде негритянского населения США считали Диопа своим наставником и учителем, учителем с большой буквы, чуть ли не пророком. Характеристики, которые трудно приложить к образу историка-мыслителя. «В среде историков и философов его взгляды считались тенденциозными. Объективность его выводов подвергалась сомнению.» (стр. 175)

Учение Ш.А Диопа называли «популярной историографией», а его последователей - «ежами», «лисами», «копателями», «бульдозерами», «лоскутниками», намекая на то, что их теория базируется на разрозненных, нередко совсем не связанных друг с другом данных «сомнительного» происхождения, полученных эмпирическим путем. Их обвиняли в примитивизме, субъективизме и тенденциозности, в отходе от традиций академизма и классической европейской учености, в «периферийности» и «провинциальности». (стр. 300)

В то же время критики признавали междисциплинарный характер его исследований. Ш.А. Диоп изучал лингвистику (в первую очередь африканские языки) и подчеркивал ее связи с математикой, детально изучал данные археологии и антропологии, применял физические и химические методы изучения артефактов.

К чему же сводится научная позиция этого незаурядного африканского деятеля культуры, изложенная им в нашумевшей книге «Негрские нации и культуры (От негро-египетской античности до культурных проблем современной черной Африке)» (Diop C.A, Nations negres et culture, 1954), а также в различных его статьях (см. например, Diop Ch.A, The Afrikan Origin of Civilization. Myth or Realyty. Lawrence Hill / Company, N-Y., 1974, I-XVII.). Переходя к ее краткому освещению, отметим, что Бэсил Дэвидсон, начавший публиковать книги об Африке в середине 50-х годов, в своей книге [Дэвидсон] не проронил о теории Диопа ни слова.

Опираясь на древнегреческие и римские тексты, данные этнографии, археологии и лингвистики Диоп утверждал, что древнеегипетская цивилизация, а с ней и вся европейская, имели африканские корни. Он исследовал содержание меланина, ответственного за цвет человеческой кожи, в крошечных чешуйках кожи, взятых с поверхности египетских мумий, и пришел к выводу, что содержание меланина в них в точности соответствует таковому в коже представителей негритянской расы. В то же время аналогичные анализы для представителей белой расы (европеоидных, кавказских и семитских народов), давало результаты, отличные от таковых для черной расы.

В своей книге он давал критику европейских воззрений на древнеегипетскую цивилизацию (первые три главы книги), отвергал ее почти европейский характер. В последующих четырех главах он обосновывал свою теорию происхождения европейской цивилизации от афро-негроидной. Тем самым первая часть его книги должна была дать научное обоснование идеи афроцентризма.

Вторая часть книги носила откровенно политический и идеологический характер. Здесь он затрагивал темы борьбы африканских народов против колониализма, за независимость своих стран. Его волновали проблемы самоидентификации народов Черной Африки, их отношения к своим языкам и к своей национальной или этнической культуре.

Он склонялся к тому, что африканскую историю должны разрабатывать (придумывать?) только африканцы. Позиция, скажем прямо, близкая к расистской. При этом он сам себя афроцентристом не считал: просто мол он открыл истину, которую европейские ученые не хотели видеть. Но национал-романтический характер его теории очень уж явно укладывается в схему «Поставим историю на службу национальным политическим целям!».

В той мере, в которой он отстаивал самобытность африканской культуры и цивилизации, и протестовал против европейских представлений об отсталости оных (любые оценки в истории приводят к идеологии и политическому проституированию!), с ним можно согласиться. Однако обоснование «культурной исключительности» Черной Африки и его борьба за приоритет слишком сильно напоминают аналогичные работы бесчисленных историков-националистов или расистов.

Декан факультета истории и международных отношений Кемеровского университета кандидат исторических наук, доцент Юрий Людвигович Говоров посвятил истории Африки две книги

- История стран Азии и Африки в новейшее время. - Кемерово, 1997
- История стран Азии и Африки в средние века. - Кемерово, 1998

Во второй из них он пишет

«Потребности сохранения общественного согласия после деколонизации обусловили стремление африканских историков и политиков использовать историческое прошлое в соответствующей интерпретации в качестве "основного рычага" (Ки Зербо). В духе этой тенденции Ш. А. Диоп договорился до утверждений о "цивилизационно-культурном приоритете" Африки буквально во всех сферах (египетская цивилизация создана негроидами; негро-египтяне цивилизовали весь мир...). Вплоть до 70 гг. подход африканских историков к прошлому континента отличался идеологизированностью и политизированностью, муссированием тезиса о "прародине человечества", утверждениями об отсутствии классового расслоения и эксплуатации в доколониальном африканском обществе. Некритический подход и склонность к идеализации прошлого Тропической Африки проявляли и европейские исследователи, симпатизировавшие борьбе ее народов за политическую и духовную деколонизацию. Так, Б. Дэвидсон выдвинул тезис о некоей "полной гармонии" африканской культуры с социальными отношениями (непонятно, однако, что же тогда породило замедленность развития и всесторонний застой традиционного африканского общества?)»

 

Эфиопия как центр всемирной цивилизации.

Такой, охарактеризованной этим заголовком позиции, придерживался камерунский писатель и историк, доктор философии Сорбонны Энжельбер Мвенг. Чисто политическая ангажированность этого выдающегося деятеля африканской диаспоры (он родился в 1930 г.) была менее значительной, чем у Ш.А. Диопа, хотя, впрочем, и последний старался в зрелые годы держаться в стороне от политики. Тем не менее, Энжельбер Мвенг был президентом Всемирной конференции религии и мира, возглавлял Ассоциацию теологов стран «третьего мира» и заведовал отделом культуры в Министерстве образования Камеруна.

Как историк он написал диссертацию на тему «Греческие источники негро-африканской истории от Гомера до Страбона», которая была издана без изменений отдельной книгой. В ней он полемизирует со многими историками «античности», считая, что они искажали африканскую историю. Для него Древний Египет был основанной негром Осирисом колонией Эфиопии, а все достижения современной цивилизации, включая письменность, и вообще искусства, социальную организацию общества, культы и религию он приписывал неграм. Итак, Эфиопия как колыбель цивилизации.

Хорошо еще, что он не объявил таковой свой родной Камерун, истории которого он посвятил двухтомную «Историю Камеруна» (1963, 1985). Впрочем, с перенесением центра мировой цивилизации в Эфиопию были согласны не все негро-африканские историки. Так Т. Обенга, автор книги «Африка в древности» (1973, с предисловием Ш.А. Диопа), ученик и оппонент Ш.А. Диопа, продолжал отстаивать теорию Диопа о негритянском происхождении египетской и мировой цивилизации.

Гавристова считает, что его интерес к доколониальному периоду африканской истории был связан со стремлением самоутвердиться, доказав негро-африканское происхождение древнеегипетской цивилизации. В дополнение к аргументам Диопа он попытался привести еще и лингвистические, сконструировав некий «негро-египетский язык». Он утверждал, что от этого якобы некогда существовавшего языка произошли как египетский и коптский языки, так и все африканские языки современной Африки, включая распространенные по всей Африке языки банту.

Однако доказательства этой мысленной конструкции, приведенные историком, не были признаны достаточными: ему удалось найти только 9 общих для всех названных языков слов, якобы поддерживающих его теорию. И хотя он усиленно пропагандировал идею афроцентризма в ее диоповском варианте, у непредвзятых ученых, с каким бы сочувствием они ни относились к попыткам африканских ученых решить проблему собственной идентичности, не могло остаться никакого иного ощущения, кроме того, что и здесь историю грубо поставили на службу идеологии и политики.

 

Политики Африки в роли историков.

В 1975-1979 гг. Т. Обенга был министром иностранных дел Конго. Однако список имен африканских интеллектуалов, отдавших дань политике, не ограничивается этим именем. В первую очередь к этой плеяде нужно отнести поэта и философа Леопольда Сенгора, беременного политикой, как выражается о нем Гавристова. Более 20 лет (1960-1981) он был президентом независимого Сенегала. Его, правда, трудно назвать историком в традиционном смысле этого слова, но он был создателем философии негритюда, которая легла в основу всех более поздних афроцентристских теорий, в том числе и интересующих нас чисто исторических.

Негритюд должен был по замыслу Сенгора и других классиков этого учения представлять некую свойственную африканцам ментальную систеиу, в корне отличную от таковой белого человека. Негритюд морально осуждал все то, что составляло якобы сущность европейской цивилизации и возносил то, что, как казалось Сенгору и другим, более свойственно неграм чем европейцам: не предприимчивость, а чувственность, не стремление к экспансии в духовной и географической областях, а спокойную рассудительность африканского человека. Его лозунг «Эмоции принадлежат черным, а разум грекам».

Один из идеологов негритюда так характеризовал эти отличия:

«Да здравствуют те, кто ничего не изобретал.

Да здравствуют те, кто никого не порабощал (…)

Да здравствуют те, кто не изобретал ни пороха, ни компаса,

И те, кто не ставил газ и электричество на службу человеку,

И те, кто не исследовал просторы морей и небес …

Мой негритюд – это не вершина (…)

Мой негритюд – не крепость и не кафедральный собор.

Это - проникновение в плоть земли»

(Э. Сезэр, Возвращение в родные места, 1939)

Еще один пример ученого, посвятившего себя политике – это Кваме Нкрума (1909-1972), первый президент Ганы, первого независимого государства в Африке (1960-1966). Увлеченный скорее современной ему политикой и новейшей историей, а не моделированием африканской древности, он тем не менее показал, как неразрывно связаны история и политика в развивающихся странах. Свой грех увлечения марксизмом он в какой-то мере искупил той редкой для африканских интеллектуалов позицией, когда не все сводится к африканской исключительности.

К сожалению, это было в среде африканских интеллектуалов скорее исключение из правила. Подавляющее большинство африканских историков не устояло перед соблазном посвятить всю свою жизнь, все свои научные изыскания теории африканской исключительности, которая, как и любая другая теория исключительности в лучшем случае просто смешна, а в худшем полностью подрывает доверие к творчеству отстаивающих ее историков.

 

Заключение: поломать господство мифа.

ТИ стареет на глазах. У нее кончаются жизненные силы и исчезает тематика, хоть как-то претендующая на научность. Пойдя на поклон национализму, ТИ соскользнула в фазу старческого маразма, болезни Альцгеймера и прогрессирующего склероза. В фазу глубокого старческого кризиса. Ничего не поделаешь: старость не радость. Старость, по меткому выражению покойного поэта Михаила Светлова, это такая фаза жизни, когда половина мочи уходит на анализы. Но анализы нужно уметь делать. Нужен медицинский персонал. Таким вот медицинским персоналом для истории и является историческая аналитика.

Но последняя способна не только на анализ. Она может больше. Она ставит вопрос о причине болезни и показывает, что и в дряхлом теле может возродиться исследовательский дух того же фон Ранке. Нужно только перестать чураться критики и продаваться каждому платящему. Нужно понять новые вопросы, сформулированные исторической аналитикой, и начать применять свое историческое ремесло к их решению. Нужно перестать бояться вопросов и отказать от догмы о существовании ответов на все и вся уже в рамках ТИ.

Бог с ними, с национальными мифами. Поставьте их на полку народных сказок и займитесь делом. Дело историка не плодить мифы, а вскрывать их примитивный характер и оценивать долю чистого вранья в них. Как в рамках ТИ, так и - в еще большей мере - исходя из новых моделей прошлого, как описательных, так и хронологических.

 

Литература

[Бернал] Bernal, Martin: Black Athena: The Afroasiatic Roots of Classical Civilization. Bd.1. The Fabrication of Ancient Greece 1785-1985; 1987 (немецкий перевод Bernal, Martin: Bd.1: Schwarze Athene. Die afroasiatischen Wurzeln der griechischen Antike; wie das klassische Griechenland "erfunden" wurde. List, München. 1992.

[Говоров1] Говоров, Юрий Людвигович: История стран Азии и Африки в новейшее время. - Кемерово, 1997

[Говоров2] Говоров, Юрий Людвигович: История стран Азии и Африки в средние века. - Кемерово, 1998

[Гольдбергер] Goldberger, Ernest: Historische Realitäten und politische Dogmatisierung, Neue Zürcher Zeitung, 3. Januar 2004

[Гуц1] Гуц, Александр: Подлинная история России, Госуниверситет, Омск, 1999

[Гуц2] Гуц, Александр: Многовариантная история России, АСТ, Москва, 2000.

[Диоп1] Diop, C.A: Nations nègres et culture, 1954

[Диоп2] Diop Ch.A: The Afriсan Origin of Civilization. Myth or Reality. Lawrence Hill Company, N-Y., 1974.

[Дэвидсон] Дэвидсон, Бэсил: Африканцы, Введение в историю культуры, Наука, Мосва, 1975.

[Ефимов] Ефимов, Борис: Второй Израиль для территориалистов, (Мюнхен, 1981.

[Корино] Corino, Karl (Hg.): GEFÄLSCHT! Betrug in Politik, Literatur, Wissenschaft, Kunst und Musik. Durchgesehene Neuausg. d. 1988 bei Greno erschienen Ausgabe. Frankfurt/Main, Eichborn, 1990.

[Лоймайер] Loimeier, Roman: Edward Said und der deutschsprachige Orientalismus, Stichproben. Zeitschrift für kritische Afrikastudien, 2/2001, pp.63-85

[Марголин] Марголин, Юлий: Повесть тысячелетий. Сжатый очерк истории еврейского народа, Тель-Авив, 1973.

[Мартис] Martis, Nikolaos K.: Die Fälschung der Geschichte Makedoniens, Onassis-Stiftung, Athen, 1984

[Саид] Said, Edward: Orientalism, Vintage Books, New York, 1978 (1995)

[Тавристова] Тавристова, Т.М.: Африканские интеллектуалы за пределами Африки», издательство Ярославского госуниверситета, 2002.

[Урсу] Урсу Д.П.: Современная историография стран Тропической Африки, Наука, М., 1983.

[Ферро] Ferro, Marc: Comment on raconte lHistoire aux enfants a travers le monde entier, Editions Payot, Paris, 1981; Русский перевод: Ферро М. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М., 1992; Английский перевод: Ferro, Marc: The Use and Abuse of History.: Or How the Past Is Taught to Children. UK Taylor & Francis Ltd. 2003; Немецкий перевод: Ferro, Marc: Geschichtsbilder. Wie die Vergangenheit vermittelt wird. Beispiele aus aller Welt, Frankfurt/Main, Campus, 1991

[Шалый] Шалый, Андрей: После дождя. Югославские мифы старого и нового века, НЛО, Москва, 2002.

[Шнирельман] В.А.Шнирельман, Войны памяти, Мифы, идентичность и политика в Закавказье. Академкнига, Москва, 2003.